Румяное лицо Тада Батта сияло в лунном свете.

— Так пела Уэнди, Питер, — тихо сказал он. — Когда-то она была нашей мамой. — Он помолчал и, немного колеблясь, посмотрел на Питера. — Как ты думаешь, она вернется когда-нибудь?

В это время в пиратской тюрьме все Потерянные Мальчики уже засыпали. Мэгги пела теперь потише и видела, как закрываются их глаза, опускаются головы и замедляется дыхание. Она напевала уже только одну мелодию, без слов, глядя в темноту и вспоминая о доме.

Легкий шорох за решетчатым окном заставил ее поднять глаза. Там со скрещенными ногами сидел капитан Хук. В его глазах отражался лунный свет. Он уронил свое худое лицо, и на него легла тень. Очертания его парика и треуголки выделялись на фоне светловатого неба.

Мэгги перестала мурлыкать, подумала секунду-другую, и затем осторожно сложила со своих колен приютившиеся на них головы мальчуганов. Потом встала и прошла по камере к окну. Взор Хука был устремлен куда-то вдаль, а руки сцеплены перед собой, как у ребенка. Он мечтал о чем-то.

— Кто укладывает вас спать, капитан Хук? — спросила тихонько Мэгги.

Улыбка Хука закрутилась подобно кончикам его усов.

— Я один держу в руках всех пиратов Страны Никогда, дитя. Никто не укладывает капитана Хука спать. Я ложусь спать сам.

Чистые голубые глаза Мэгги смотрели на него:

— Так вот почему вы такой грустный. У вас нет мамы.

Хук был ошеломлен. В какой-то момент он, казалось, захотел протестовать. Он не смел признаться даже себе, что где-то в самых дальних уголках его памяти еще сохранились обрывки воспоминаний об ушедшем времени… Когда жесткое утверждение Мэгги еще не стало реальностью.

Но потом он только дернул плечом.

— Нет, я грустный, потому что мне не с кем теперь воевать.

Мэгги медленно покачала головой.

— Весь день вы отдаете приказы, несете ответственность за людей, заставляете их делать что-то. Но никто не заботится о вас. Вот мама позаботилась бы. Вам очень нужна мама. Очень-очень.

Хук задумчиво посмотрел на нее. Затем его глаза обратились к детям в камере, которых она усыпила, и на мгновение его взгляд потеплел.

Но потом эта теплота исчезла, и на смену ей опять вернулось железное выражение лица. Он без слов поднялся и пошел прочь.

Музей Тик-так

ТИК-ТАК. ТИК-ТАК.

Этот звук был всепроникающим, ужасным и назойливым. Даже во сне Хук не мог избавиться от него. Звук неизменно следовал за ним. Он проникал в его сны, как некое привидение из прошлого, с лицом, которое было чем-то знакомо ему.

ТИК-ТАК. ТИК-ТАК.

КРОКОДИЛ ВЫПОЛЗАЛ ИЗ РУНДУКА ДЕЙВИ ДЖОНСА (ТАК ПИРАТЫ ВЕЛИЧАЛИ ОКЕАН), ПОЯВЛЯЯСЬ ИЗ ПОДВОДНОГО МИРА, КУДА ХУК ОТПРАВИЛ ЕГО. ОН ЖАЖДАЛ МЕСТИ И ХОТЕЛ ОТТЯПАТЬ ОТ КАПИТАНА КУСОК ПОБОЛЬШЕ. ОДНА РУКА НЕ УДОВЛЕТВОРЯЛА ЕГО. ОНА ТОЛЬКО РАЗДРАЗНИЛА ЕГО АППЕТИТ. КРОКОДИЛ ПОДПОЛЗАЛ К «ВЕСЕЛОМУ РОДЖЕРУ», РАЗЕВАЛ ПАСТЬ И, ПОЛНЫЙ ВОЖДЕЛЕНИЯ, ЗАКРЫВАЛ ГЛАЗА. КОНЕЧНО, ХУК ВСЯЧЕСКИ СТАРАЛСЯ ИЗБЕЖАТЬ ГИБЕЛИ. ОН ИЗО ВСЕХ СИЛ ПЫТАЛСЯ УДРАТЬ. НО ОБНАРУЖИВАЛ, ЧТО НЕ МОЖЕТ ДВИГАТЬСЯ. ЕГО САПОГИ СЛОВНО ПРИРАСТАЛИ К ПАЛУБЕ. КОГДА ОН ПЫТАЛСЯ СБРОСИТЬ ИХ, ВЫЯСНЯЛОСЬ, ЧТО НОСКИ ВНУТРИ ТОЖЕ БЫЛИ СМАЗАНЫ КЛЕЕМ. ДЕРГАЯСЬ И РЕВЯ ОТ СТРАХА, ОН МЕТАЛСЯ И БРЫКАЛСЯ, ЧТОБЫ ОСВОБОДИТЬСЯ, ГОТОВЫЙ, ЕСЛИ ПОНАДОБИТСЯ, СОРВАТЬ И КОЖУ СО СТУПНЕЙ НОГ.

СМЕХ ПРЕСЛЕДОВАЛ ЕГО В ЭТИХ МУЧЕНИЯХ. РЯДОМ СТОЯЛ ПИТЕР ПЭН, ВЕСЕЛО ЗАКИНУВ ГОЛОВУ, С МОЛОТКОМ И ГВОЗДЯМИ В ОДНОЙ РУКЕ И ПУЗЫРЬКОМ КЛЕЯ — В ДРУГОЙ.

ТИК-ТАК. ТИК-ТАК.

Хук лежал, свернувшись калачиком в своей постели, натянув одеяло до самого подбородка. Открытая часть его лица дергалась в такт тиканью часов, преследовавших его в кошмарных снах. При этом его усы и брови подпрыгивали, как шестеренки этого проклятого механизма.

Тик-так. Тик-так.

Наконец он проснулся. Его налитой кровью глаз быстро открылся. Одна бровь и усы по-прежнему продолжали дергаться. Его безумный глаз уставился в пространство, в нем отражались одновременно ужас и бешенство. Хук сбросил одеяло и соскочил с кровати. Его ночная сорочка вздымалась на нем, как парус. Его коготь зловеще блестел в свете раннего утра. Он ничего не соображающим взглядом окинул комнату, стараясь уловить, откуда доносится Звук. Он посмотрел направо, налево. Вниз, вверх. Потом поднялся на цыпочки, чтобы обследовать крышку бюро. Затем бухнулся на колени и заглянул под кровать. Он подбежал к зашторенному окну и посмотрел вниз на воду и вверх на леер кормы.

Ничего!

Его обуял гнев. Глаза сузились. Он вышел через дверь каюты на свежий воздух, на палубу.

ТИК-ТАК. ТИК-ТАК.

Он обошел все кругом, идя на звук часов, прошел к лестнице на корму и к «Длинному Тому». Все его тело при этом ритмично пульсировало в унисон с этим тиканьем.

Не могут же часы быть здесь! И это после того, как он наконец засунул их крокодилу в пасть и поставил его на площади?

Глаза Хука в приступе дикого бешенства шныряли по пустой палубе и вдруг остановились на гамаке, в котором безмятежно спал Джек Бэннинг.

Хук подходил к нему медленно, осторожно, слыша, как тиканье становится все громче и громче с каждым шагом. Когда он подошел вплотную к мальчику, то остановился, дрожа всем телом, как будто очутился голым в метель. Он понемногу стал протягивать свой коготь к спящему, ближе и ближе, и залез в его карман.

Когда он снова достал крюк из кармана, то на его конце висели карманные часы, которые Питер Бэннинг подарил своему сыну.

ТИК-ТАК. ТИК-ТАК.

Постоянный, монотонный, ужасный звук стучал в голове Хука. Он поднял другую руку и остановился, затем еще выше и опять застыл. Хук держал часы на весу большим и указательным пальцами, осторожно, как ядовитую змею. Все его тело сотрясалось, а глаза стали красными, как огонь. Выражение лица Хука изменилось, став из просто испуганного отвратительным и страшным. Он, как в трансе, двинулся вперед, и его тень упала на спящего Джека. Хук медленно, неторопливо поднял крюк.

В тот самый миг Джек проснулся. Он открыл заспанные глаза, и сквозь туман, еще застилавший их, увидел прямо над собой ужасные очертания. Сон моментально слетел с него. Он увидел лицо и коготь Хука и зажмурился. Джек с головой зарылся под одеяло и сжался в комок в ожидании…

— Нет, капитан! Не делайте этого, сэр! — Рука Сми ловко зажала часы, отчего их тиканье стало едва различимым. — Капитан, — торопливо просительным тоном заговорил он, — маленький чертенок не знал в жизни ничего лучше этих часов!

Хук быстро поднял глаза и устремил их на своего слугу. Этот взгляд заставил того отпрянуть. Потом бешенство с Хука спало, а вместе с ним умерла и злоба. Он выпрямился и покачал головой, отвратительно улыбнувшись.

— Да, Сми, ты совершенно прав. Наказывать нашего гостя за случайный ввоз контрабанды? Это — признак дурного тона!

Он взял часы из неуверенной еще руки Сми и, скрипнув зубами, улыбнулся.

— Для таких вещей, Джек, есть только одно место, — заявил он мальчику, у которого глаза все еще были огромные, как плошки. — Сию же секунду в музей!

С громоподобным смехом он вытащил Джека из гамака и с такой силой прижал мальчика к себе, что кудри от его парика попали Джеку в нос, и он чихнул. Они накинули свою пиратскую одежду и пошли прочь, держась за руки. Сми последовал за ними. Они пошли вниз по сходне на верфь, дальше по верфи, через туннель на пирс. И дальше, вдоль пирса, через пиратский город, сквозь толпы раболепных пиратов, пока наконец Хук не свернул к старому темному корпусу корабля, в котором было множество пещер и который казался совершенно пустым. Они зашли внутрь и как будто попали из шума и гама цирка в тишину и покой храма.

Но это была не церковь. Это была огромная комната, напичканная часами всевозможных размеров и форм. Были здесь часы старые, и были новые, были большие и маленькие, дедушкины часы и будильники, наручные и карманные. Одни были вырезаны из дерева и отделаны золотом и серебром, другие сделаны из пластика и металла с яркими узорами. На некоторых циферблат был в виде солнца или луны, на других же — в виде мышей и людей. Они висели на стенах и лежали на столах. Они стояли в одиночестве, как часовой на посту, или скрючивались на металлической подставке, подобно насекомому. Они были везде, куда ни бросишь взгляд. Их были сотни, а, возможно, и тысячи. Джек с удивлением смотрел вокруг на это невероятное множество механизмов.